В женщине лежит всё чувственное начало мира

Первая же пьеса молодого драматурга Липскерова ставилась в знаменитой “Табакерке”. Но по-настоящему его прославили романы: “Пальцы для Кэролайн”, “Сорок лет Чанчжоэ”, “Пространство Готлиба”, “Последний сон разума”, “Русское стокатто — британской матери”, “Демоны в раю”. В его бестселлерах реальная повседневность в каком-то полубезумии погружается в порок, хотя почти все мечтают о любви, красоте, о семейном счастье.

Художница и гример

У меня есть подруга, которой очень нравится писатель Липскеров. Два дня назад я попросила ее прочитать “Грушу из папье-маше” – мне хотелось услышать ее мнение прежде, чем я допишу и отошлю рецензию.

Подруга дочитала повесть и высказала свое авторитетное мнение. Звучало оно так: “Я абсолютно ничего не поняла”.

Пристрастный допрос, который я сразу вслед за этим учинила, показал, что подруга в целом согласна с мнением Маргариты Меклиной, чья рецензия на “Грушу” расположена здесь же, на страничке.

«Ничего фантастического в моей книге нет»

В издательстве “АСТ” вышел новый роман Дмитрия Липскерова “Леонид обязательно умрет”. 82-летняя снайперша и манекенщица превращается тут в 25-летнюю красавицу, ребенок еще на стадии эмбриона способен осознавать то, что происходит вокруг, а родившись, открывает в себе умение летать. О безграничных человеческих возможностях Дмитрий Липскеров рассказал корреспонденту “Известий” Софье Широковой.

Автор с позиции героя

Должен сознаться: из всех видов драматургического творчества самым привлекательным и богатым представляется мне тот, где действующим лицам предписано ходить по сцене, есть, курить, носить свои пиджаки и совершать еще сотни обыкновенностей, приводивших в отчаяние молодого и как-то неопределенно даровитого писателя Константина Треплева.

Да здравствует театр рутинеров и каботинок! Пыльный, капризный, банальный, удобопонятный – живой. Да здравствует искусство мелких интриг и крупного вранья в жизни; крупных интриг и мелкого вранья на сцене; ни в коем случае не наоборот.

В семье без урода

Рискуя начать разговор о достоинствах пьесы, о возможностях, предоставляемых ею, я слышу, как меня кидаются опровергать двое.

Один: “И вы предлагаете включать в репертуар такое… такое… не знаю, как сказать, низкопробное безобразие? О, я так и предчувствовал! До святого добрались! Позор и крушение нравственности! Человечество погибло, я так и знал!”

Другой (позевывая): “А что тут нового? Я даже не о Дастине Хоффмане, или, если угодно, об Александре Калягине и Олеге Табакове,- которым доводилось играть женщин, или мужчин, играющих женщин. Возьмите хоть классический русский (французский) водевиль.

Личный выбор

С последней немотой

Крупная рыба попалась в сети издательства “Вагриус”: роман Дмитрия Липскерова “Последний сон разума”. Кто бы мог подумать – после предыдущего его произведения, “Сорок лет Чанч-жоэ”, за Липскеровым закрепилась репутация чуть ли не прилипалы, эпигона Пелевина, да еще к тому же и доморощенного магического реалиста. Иномаркеса этого, сильно подержанного, можно было бы уже продавать на запчасти, но тут вода забурлила, леска натянулась отчаянно: клюнуло! Возможно, дело в том, что Липскеров занялся ресторанным бизнесом. И как знать, не инспекционные ли визиты в чад кухни навели его на размышления о таких странных существах, как рыбы.

Четыре литературных конъюнктуры XX века

Двадцать первый век в литературе еще не начался, но двадцатый точно закончился и уже стал объектом историко-литературного изучения. Это относится и к девяностым годам, поскольку оставшиеся в творческом распоряжении наших писателей считанные месяцы едва ли внесут радикальную поправку в общую картину столетия. Резкость границы между веком уходящим и совершенно неведомым веком грядущим особенно чувствуется, если присмотреться к анкетному возрасту большинства ведущих современных литераторов, так называемых “живых классиков”. От души желая им всем крепкого здоровья и творческого долголетия, мы едва ли можем реально рассчитывать на их активное участие в построении словесности двадцать первого века.

Человек-регламент

Дмитрий, вы открытый человек?

- я незакрытый.

Конечно, это был неправильный вопрос. Некорректный, сказал бы какой-нибудь специалист по общественным отношениям. Дурацкий, подумала я про себя, едва задав его. Зачем, в самом деле, спрашивать об этом у человека, который уже несколько лет не меняет номер мобильного телефона, идя вразрез сложившейся традиции, и согласился на интервью по первому же звонку? А в его ресторане “Дрова” круглые сутки кормят любого желающего. И таких пронзительных романов, как у Липскерова, давно уже никто не пишет…