Перечитал с утра «Бемби» Зальтена, книжечку, которую знал когда-то наизусть и даже читал на публике.

В этой книге есть отступление, которое почти не имеет к книге отношения. Упоительная жуткая страница текста:

«Высоко над остальными ветвями, достигая чуть ли не середины поляны, простирался могучий сук старого дуба. На самом его конце, чуть покачиваясь на ослабевших черенках, два листка вели тихий разговор.

— Как все изменилось! — сказал один лист другому.

— Да, — подтвердил другой. — Многие ушли сегодня ночью. Кажется, мы последние остались на нашем суку.

— Никто не ведает, когда придет к нему конец, — сказал первый. — Помнишь, еще было тепло и ясно светило солнышко, и вдруг порыв ветра или хлест ливня нежданно-негаданно приносили гибель многим из нас, молодым и крепким. Разве знаешь, близок ли, далек ли твой конец?

— Сейчас солнце светит так редко, — вздохнул второй.

— И свет его не прибавляет сил.

— Правда ли, — сказал первый, — правда ли, что, когда мы опадем, наше место займут другие листья, а за ними еще другие, и так без конца?

— Правда, — прошептал второй лист. — Но не стоит думать об этом, это выше нашего понимания.

— И от этого становится так грустно… — добавил первый.

Они помолчали, затем первый, словно про себя, сказал:

— Но почему же мы должны опасть?

Другой спросил:

— А что будет с нами, когда мы опадем?

— Мы окажемся внизу.

— А что там, внизу?

— Не знаю, — отвечал первый. — Одни говорят одно, другие — другое. Разве узнаешь, где правда?

Они вновь помолчали, затем второй спросил:

— А там, внизу, мы будем что-нибудь чувствовать, сознавать?

— Кто может это сказать? Ни один не вернулся оттуда…

И снова наступило молчание. Затем первый лист с нежностью сказал:

— Не грусти так. Ты весь трепещешь.

— Ах нет! Я только чуть-чуть подрагиваю. Но ведь не чувствуешь себя так прочно, как прежде…

— Оставим этот разговор, — сказал первый лист.

— Что ж… оставим. Но о чем же нам тогда говорить?

Он умолк, затем проговорил тихо:

— И наш черед близок… Чей же раньше наступит черед?..

— Не будем об этом, — сказал первый лист. — Давай лучше вспомним, как хорошо, как удивительно хорошо было нам раньше! Помнишь, как грело солнце, как бурлили в нас соки жизни? Помнишь? А живительная роса в утренние часы? А мягкие, чудесные ночи?..

— Сейчас ночи ужасны, — заметил второй. — И длятся бесконечно.

— Мы не должны жаловаться, — сказал первый лист, — ведь мы всех пережили.

— Я правда очень изменился? — жалобно спросил второй лист.

— Нисколько! — убежденно сказал первый. — Ты нисколько не изменился. Это я пожелтел и сморщился, а ты — ты все такой же красавец.

— Ах, оставь! — прервал первый.

— Нет, правда! — пылко воскликнул второй. — Ты, красив, как в первый день. А маленькие желтые прожилочки, еле-еле приметные, очень тебе идут. Уж поверь мне!

— Спасибо тебе, — растроганно прошептал второй. — Я тебе не верю… не совсем верю… Но спасибо за твою доброту. Ты всегда был так добр ко мне! Я только сейчас понял, какой ты добрый.

— Замолчи! — сказал первый и замолчал сам, потому что боль его была слишком сильна. Так, в молчании, прошли часы. Порыв мокрого ветра просквозил лес.

— Ах, вот оно!.. — проговорил второй лист. — Я… — Он потерял голос и, мягко оторвавшись от сука, полетел вниз.

Наступила зима».


 

580cookie-checkУпоительная жуткая страница текста