— Здравствуйте, святой отец!
Она пришла на исповедь впервые. Ей было неуютно в церкви и казалось, что все играют какой-то спектакль.
— Во-первых, я не святой, — уточнил немолодой монах. – Это у католиков все святые.
— А как? – она почему-то злилась и одновременно боялась.
— Просто отец… Ну, рассказывайте.
— Вероятно, я что-то делаю не так, — призналась она. – Перестало с ним получатся.
— С кем и что? – хотел скорой сути монах – народу к нему очередь. Но артисток он принимал помимо, так как в молодости сам актерствовал.
— Вас мне народная артистка Тюрина посоветовала.
— Хорошо… Так с кем и что?
— Понимаете, святой… Ой, простите… Понимаете, у меня не получается жить с моим мужчиной! – наконец сформулировала она.
— Почему?
— Все так не просто?
— Он, что, алкоголик?
— Нет же, совсем не пьет!
— Сумасшедший?..
— Не больше, чем мы все…
— Так не тяните, я понять хочу, почему? – поторапливал монах. – В постели что-то не то?
— Нет, он лучший…
— Так, что же, мать моя, может не получаться…
— Что-то мучает меня, — на глаза молодой женщины навернулись слезы. – Некомфортно как-то…
— Мало зарабатывает?
— Много.
— Бьет?
— Что вы?
— Венчаны?
— Нет…
— Грех конечно. Может от него дискомфорт, — предположи монах.
— Я устала-а, — вдруг не выдержала молодая женщина и зарыдала почти в голос.
— Ну что ты, — пожалел монах дитя. – Успокойся!.. Сам был артистом, природу твою носом чую!
— Понимаете, батюшка, — хлюпала она носом. – Он мне фильм «Смерть в Венеции» показывает и говорит, что это его любимый фильм, а я, чтобы сделать ему приятное, смотрю этот фильм, меня сон одолевает, а он плачет и все говорит: «Гений, гений»!
— Кто, Висконти? – спросил монах.
— Что?
— Ничего, — махнул рукой.
— Так я вынуждена тоже была плакать и повторять «гений»!.. Я вообще, половину слов, которыми он говорит, не понимаю!.. – Она вновь зарыдала… — А вид делаю, что понимаю…
— Вот оно как!
— Да, — она утерла сопли платочком, от которого вкусно запахло. – Он писатель… Я книжки его читаю, что бы он видел – мы вместе! Но я в них ничего не смыслю! Я даже Толстого в школе читать не могла!.. Устала, батюшка!.. И так, во всем!.. И с детьми его мне трудно!.. У меня пока своих нет, я не знаю как!..
Монаху было давно все ясно, а потому он сказал:
— Жена – посох мужу! А означает это, что во всем помогать она должна ему, партнерствовать! Нечего копаться в себе, трудиться надо! А ты все, мать моя, играешь в жизни, как в кино. Поплачешь вместе с ним над тем, чего в твоей головушке и не помещается! Ты трудись, книжки читай с самого начала, с детских! Кино смотри, а если не понимаешь о чем, так и скажи ему – не понимаю, нечего кино в семье разводить! И не копайся в своей голове, все равно ничего не найдешь, только ему душу измучаешь!..
— Да, — подтвердила она. – Мучается, бедный!
— А не хочешь трудиться – расходись! Из одной породы в другую тяжко перепрыгнуть! У тебя родители кто?
— Папа – электрик, мама — мастер по уборке территорий…
— А он писатель… — монах вздохнул. – Известный?
— Да…
— Тяжкий труд тебе с ним… А для него как тяжко! Поманился тобою, как искусом!.. Понимаешь, мать, не жалует церковь актеров! Сегодня ты одна, завтра – другая! Сама с ума сходишь от потери себя, и всех вокруг сводишь!.. Подумай, стоит ли мучить его?
— А жить на что?.. Он столько для меня сделал!.. Да и люблю я его!
— Приходи еще, — пригласил монах и пожал молодой женщине руку. – Приходи…
Она ушла. Монах еще два часа исповедовал обыкновенный люд, без рефлексий, а потом у себя, чаевничая, вспомнил актриску, подумал о том, что все в России потеряно невозвратно, что не восстановить русский народ! Избалован безверием и тупым безразличием к ближнему. Только о себе думает человек!..
Он сам когда-то, будучи талантливым актером, разуверился в отношениях мужчины и женщины, объяснив себе, что ему, искреннему романтику и максималисту, нечего делать в семейных узах, наполненных страданиями и подлостью…
От того и ходил он в духовниках почти всех питерских и московских актерок, пытаясь наставить их на семью – венец человеческой жизни, его предназначение!.. Или хотя бы боль облегчить…
— Вот в мусульманской семье все по-другому, — покачал головой монах, случайно услышав по радио арабскую мелодию. — Разве у них там могут женщине прийти в голову такие мысли?
— Не могут! – ответил честно сам себе честно и грустно перекрестился.
