Проснулся рано, к пяти. Сначала за окном было мрачно, а потом развиднелось до солнца. Зубы чистил, завтракал. Потом новости. Сел за компьютер и вдруг вспомнил Валеру Зеленогорского. Я его вообще часто вспоминаю, а нынешним утром воспоминание о нем пришло с тоской.

Обычно в столь раннее время раза два-три в неделю мы созванивались с Валерой и на полчаса становились человеконенавистниками. А точнее, писателененависниками.

Мыли кости всем. Валериным любимчиком был Прилепин, у меня нет любимчиков, я всех ненавижу. Эти тридцать минут говнодуша для коллег, делали нас гораздо добрее друг к другу. В своих постах он называл меня «Один хороший писатель»… Я писал о нем прямо, безо всяких экивоков, по-простому — гений… От выкачивания из собственных душ культурного дерьма, нам становилось чище, мы казались себе моложе и шли к станкам, чтобы выписать из себя это лучшее…

Сейчас мне некому звонить (из тех кто пишет), да и писатели отечественные, как впрочем и иноязычные, интересуют меня мало. Вру — вообще не интересуют! Обязательно перед работой читаю Валерин рассказик в слух и тоска уходит.

Валер, ты там не пиши, лучше ходи в казино, как мы любили. Я знаю, что ты там в элитном клубе рассказчиков, хоть Чехов и не любил евреев. Ты там напомни Антону Палычу, что мои прадеды первые кто издал его. Он их часто упоминал в своих письмах — жиды Липскеровы. Можешь всунуть ему в нос кулаком и разбить пенсне — за нас. К слову, мы Чехова,Валерочка, не успели обсудить, поставить его под наш душ…
Думается, успеем…

Выпью за тебя сегодня, Валерочка, не одну рюмочку, хотя и даты никакой, хотя двадцать лет назад мы могли в пять утра шпилить в казино. Выпью за двадцатилетие нашей совместной призовой игры!

19262cookie-check2020