Странная луна над песками. Огромная, бледная, ледяная. Кажется, что она и не настоящая вовсе. И вообще, все у них там, в арабских странах странно. И воздух сладкий, как будто арабы и занимаются только тем, что восточные сладости пекут…. А потом беркут, словно истребитель пикирует на фоне луны…
Они спали в разных постелях. Он ложился рано, а она любила поваляться за так, ничего не делая, поглядывая в телевизор, только раз в полчаса глоточек шампанского, а потом пузырьки из носика лопаются…
Чуть наклоня к плечу голову, лаская пепельными прядями свое плечо, она перелистывала тонкими пальчиками журнал не про что, и была счастлива. В своей спальне он представлял ее именно такой, праздной и томной, и за то любил. Казалось, что она специально принимала такие удивительные геометрические позы, лежа, что ему непременно хотелось ее рисовать. Художником он не был, а потому просто любил нежно, сначала прядку убирал с плечика, затем сережку трогал на ушке…
Когда он понимал, что она более не перелистывает глянцы, что она замерла, вслушиваясь в арабскую ночь, он чуть заметно прикасался к ее шее губами. Он ждал, когда она вздрогнет, когда по пряной коже побегут мурашки, и она вздрагивала и мурашки бежали, словно шампанского пузырьки…
Он не был художником, но геометрию ее тела разбирал со знанием дела, как коллекционер часов свой любимый механизм. Вот и заводное колесико ее груди. Сначала оно мягко-плавное, податливое под пальцами, затем вызывающе торчащее. У него был большой мясистый нос, но она любила тереться о него своим, простым нижегородским, с тремя веснушками. В эти секунды он почти умирал…
Она умела быть любимой и возводила это дело почти в великий театр. Когда наступал миг ее полета к бледной арабской луне, он не мг оторвать взгляда от ее лица. Он был на тысячу арабских сказок уверен, что такой откровенной красоты не наблюдало ни одно многоопытное мужское око. У него было ощущение, что она вот-вот запоет райской птицей, и она действительно открывала пересохший красный рот и рождала райский стон. От него, от этого призыва к любви и он не выдерживал, ревел медведем, но гораздо короче, чем ее стон был тот рев…
А потом они лежали, прилипнув, друг к другу, как вантус к раковине и дышали коротко, наполняя легкие испаряющейся страстью. Их спины освещала огромная арабская луна. Он уже спал, когда она вошла. Включил торшер. Она стояла бледная, почему-то совсем голая, держа ладони внизу живота. Сквозь тонкие пальцы чуть сочилась кровь. Он все понял и у него так сжалось сердце, что казалось оно выкатится горошиной через ухо. Лицо ее скривилось в невообразимой муке, она не плакала, а просто повторяла: «прости, прости!»
Она была совсем недолго беременна, и они оба хотели его, который сейчас так предательски удирал от них… Он не знал, за что ее прощать, а потому сам вдруг стал плакать, капать на ковер при этом теребя большой мясистый нос…
А потом они ехали на каком-то тарантасе в местную клинику. Орала из транзистора восточная музыка и мучила сквозь окна белая луна. В ее тело, прикрывшись шторкой, похожей на скатерть, залез египтянин, и пока врач исследовал чужую молодую женщину, он, сомкнув колени, читал, висевший на стене диплом, свидетельствующий о том, что египтянин окончил Венский университет по специальности «Гинекология».
Потом смуглый, бровастый человек с белыми зубами появился из-за скатерти и развел руками, мол, никого у нее там внутри нет. Удрал. Заплати. Возвращались с остановкой возле минимаркета, где она купила сигареты, от которых отказалась неделю назад, и всякие женские принадлежности приобрели, о которых думала, что забыла на девять месяцев. Всю дорогу дымила, а он старался не кашлять. Всю ночь они пили шампанское и старались прилепиться друг к другу. Не получилось…
Под задницей он чувствовал глянцевый журнал и липкую кровь. А когда луна скатилась за пески, уступив место солнцу, они уже летели в Москву. В городе все проистекало, как и раньше. Он разбирал геометрию ее тела, а она глоточками пила шампанское. Таким же прекрасным было ее лицо, столь же мужественным был его рык. А через месяц после возвращения из-под большой луны, они как-то невзначай расстались. Непонятно, как и почему…
Она предложила, он не спорил. Она опять сказала ему «прости». Он ей ответил: «Да чего, там»… Больше они никогда не виделись.
