Когда тебе двадцать пять, любая ерунда кажется неразрешимой задачей, катастрофой, а иногда приводит неокрепшую эмоциональную структуру к смерти. В сорок, почти ничего не может статься неразрешимым. Катастрофой ты называешь столкновение автомобилей, а смерть может быть только от естественной причины. Ему было двадцать пять, ей двадцать четыре. Их тела распирало от жажды какой-то необычной судьбы, а потому они часто занимались сексом, живя друг с другом почти год.
В середине декабря он привез ее на маленькую родительскую дачку, собранную из деревяшек, как конструктор. Тем не менее, в ней было удобно, грел камин, а во дворе жарилось мясо в достатке. Они ели шашлык, обжигаясь, хохоча друг над другом, когда жир стекал по подбородкам. Это казалось очень смешным. Они пили много сухого вина, а от того их глаза, взгляды от этих глаз, становились все более голодными и жадными. Они привезли с собою чистое белье, но терпения перестелить не хватило, страсть победила вселенную разума и терпения. Мужчина и женщина любили друг друга всю ночь безмозгло и ненасытно…
Наутро он сжег на улице белье, испорченное следами любви, к тому же у нее началось, а хорошего стирального порошка не было. Потом сидели возле маленького окошка и смотрели, как красавцы снегири склевывают остатки подмороженной рябины.
— Знаешь, как называют самок снегирей?
— Как? — он протяжно зевнул, и заглянул ей в синие океаны глаз.
— Снегарки, — ответила. – Смотри-смотри, видишь того, который задирает соседа?.. Это – девочка…
— Откуда знаешь?
— У снегирей самочки сварливы и держат они самцов в полном подчинении…
Он опять посмотрел в самую глубину ее глаз. Неожиданно что-то внутри его живота дернулось, он выбрался из-за стола, прошел в спальню и вынес из нее пневматическую винтовку, из таких обычно в тире стреляют.
— Зачем она тебе? – спросила почти без интереса.
Он промолчал в ответ, осторожно открыл окно и прицелился. В ее взгляде появилось любопытство. Снегири, толкаясь, дергали с веток ягоды. Некоторые крупные рябины падали в снег…
Выстрел прозвучал совсем тихо, как сломанная каминная спичина. Один из снегирей, совсем толстый, упал с ветки туда же в снег, где валялась упущенная ягода. Остальные разлетелись…
— Попал, — резюмировал он.
— Попал, — подтвердила она.
Неожиданно все его тело загорелось внутренним огнем, будто раскаленный металл в жилы пустили. Зачем!!? Зачем!!? Зачем!!? – пульсировал мозг.
— Ты меня простил? – спросила она.
— За что? – сухим ртом переспросил.
— Ты, правда, лучший! Я не хотела спать с ним! Как-то так получилось!
Он метнулся в одну сторону, затем в другую! Выбежал во двор, прошел к самому окну, оставляя глубокие следы в сугробах. Она внимательно наблюдала за тем, как он отыскал подбитую птицу, как бережно взял безжизненное тельце в руки…
Он вернулся и положил птицу прямо на стол. Снегирь не казался таким толстым, как при жизни. Правда красная грудка была более красной, вероятно окрасилась кровью, вытекшей из крошечной дырочки.
— Так ты меня простил? Настоящий бы друг так не сделал! Громов никогда не был тебе другом! Так, прикидывался!
Его тело по-прежнему пульсировало.
— Сука ты! – бросил. – Ты это специально! Сколько можно рассказывать о том, как ты трахалась с моим другом. – Тварь бессердечная! Нарочно мучаешь меня!
Неожиданно снегирь дернул лапками. В глазах у него просияло.
— Жив!
Снегирь подтвердил свое присутствие на этом свете слабым трепыханием крылышек.
— Да нет же! – заспорила она. – Мертвая птица…
— Да жив, жив пацан!
— Нет же! Твой пацан мертв!
Она подошла вплотную, наклонилась над птичьим тельцем, погладила наманикюренным пальцем красную грудку, отыскала крохотное пулевое отверстие, и воткнула в него подпиленный ноготь, утапливая палец все глубже, расковыривая тушку до самого нутра. Снегирь дернулся и в черных птичьих зрачках погасло. Она выудила палец обратно и держала его в неприличном жесте окровавленным.
— Я же говорила – мертвый!
— Зачем!?. – он дрожал всем телом.
— Снегарки держат своих самцов в полном подчинении! – ответила. – Прости меня за Громова.
Он бил ее совершенно ужасным образом. Ногами ломал ребра, вбивал сильные кулаки в ее красивый живот, уничтожил все передние зубы, так что она чуть не захлебнулась собственной кровью…
Они не виделись четыре месяца. За это время она поправилась, а отличный дантист вставил ей новые зубы, куда, как лучше прежних… Они сошлись, так как их тела не могли существовать друг без друга. Она еще не раз попросит у него прощения за друга Громова…
