Последние три дня мальчишка крутился на тротуаре возле салона красоты, в котором работала его мать. Пяти лет от роду, он не знал в своей жизни никого, кроме мамы, папы, добрых дедушек и бабушек. Ни одной печалинки не вошло в его крохотное сердце. Его никогда не обижали, а если родители наказывали за проказы, то он даже не понимал, что это в наказание – «не буду тебе сегодня читать». И хорошо, радовался он, любящий засыпать под свои фантазии, в которых не было ничего осознанного – только одни запахи и очень цветные картинки.

Няня мальчика уже четыре дня как болела, и мать брала сына с собой в салон красоты. Она служила элитным косметологом и велела сыну не мешать ей, ни в какие двери не входить, а играть в комнате для детей, где за ними присматривала специальная тетенька, полная и незамужняя.

Мальчику были неинтересны кубики, конструкторы и всякая другая всячина, которой было предостаточно и в его комнате дома. Ему хотелось вырваться в летний день, и он ныл матери в приоткрытую дверь, что тут скучно, пахнет как дома в ванной, а в буфете только черный кофе, который он не пьет, потому что маленький.

– Не хочу здесь!

Он мешал ей работать, и она велела охраннику вывести сына на улицу и следить за ним в оба глаза.

И вот он, в аккуратных шортиках, белой маечке и сандаликах на босу ногу, уже жмурится от летнего солнца, рассматривая спешащих куда-то прохожих… Но и это занятие вскоре наскучило, он немножко млел от жары и, сидя на крыльце салона, почти заснул. Он что-то услышал от охранника, что-то вроде, мол, не уходи никуда, я сейчас… Вдруг он понял, что остался один. Вскочил, попрыгал мячиком от вернувшейся энергии и шмыгнул в подворотню исследовать изнанку улицы.

В проходных дворах было куда прохладнее, задирая голову к небу, он видел верхние этажи домов и впервые в жизни услышал свои шаги. Он ухнул, как сова из мультика, и колодец проходного двора трижды ухнул в ответ. Мальчик был смелым, а потому запрыгал в сторону старика в странных одеждах. Старик был похож на летнего Деда Мороза или волшебника: в странной черной шляпе, черном костюме, белой рубашке, застегнутой под горло, и с длинной седой бородой. Согбенный долгой жизнью, он шел, не глядя по сторонам, казалось, что спешил.

Мальчик подбежал и стал рассматривать его беззастенчиво, как это делают маленькие дети, а затем, схватив старика за руку, спросил:

– Ты кто?

– Иди, мальчик, иди! – высвободил руку прохожий. У него был артрит, и он ненавидел, когда к его рукам прикасались.

– Ты странно как-то одет!..

– Ты тоже.

– Но у меня нет юбки!

– Это не юбка…

– А что?

– Тебя будет искать мама.

– А чего у тебя такая странная одежда? Сейчас лето. Ты нищий?

– Я так специально одет, – злился старик, опаздывающий в синагогу на Бронной. Он должен был сегодня встречаться с раввином из Литвы, старым товарищем, приехавшим в Москву на пару дней повидаться и отпраздновать Шабат.

– А зачем ты так специально одет? – не отставал мальчик.

– Чтобы отпугивать таких, как ты!

– А мне не страшно! Мне не страшно! Ты кто? Ты кто?

Старик был совсем не мягкого нрава. За жизнь он обучил разным важным вещам сотни детей и немало взрослых. Он умел нагнать страха на любого мальчишку.

– А я вот сейчас за уши тебя!

– За уши? – удивился мальчик.

Старик ловко ухватил его за ухо и потянул за него артритными пальцами.

– Ой! – вскрикнул ребенок. Его еще никто не таскал за ухо, никогда не причинял боль, а потому он рассердился, хоть и стоял на носочках сандалий, чтобы уменьшить натяжение:

– Ты злой старикашка! Моя мама работает в салоне красоты, она сбреет тебе бороду, и ты не сможешь колдовать!

– Я не Хоттабыч!

– А кто?

– Я раввин! – ответил старик и отпустил красное пылающее ухо мальчишки.

– Здо-орово! – протянул тот, впервые услышав это слово, отдающее чем-то сказочно-непознанным. – Покажешь фокус?

— Я Олег Попов?

– Не знаю. А это кто?

Старик промямлил, что все нынче недоросли – и малые, и великовозрастные.

– Я не фокусник!

– Так кто ты? – нетерпеливо и требовательно настаивал мальчик. Одновременно он попытался схватить старика за торчащий из-под пиджака кусок юбки с кистями. За это вконец рассердившийся раввин отвесил ему пенделя.

– Ты меня бьешь! – отскочил неугомонный мальчик. – Опять!

– Как ты это понял? – поинтересовался старик, у которого заныла подагрическая костяшка на правой ноге.

– Мне больно!

– Я рад!

– Ты злой!

– Нет воспитания без ремня! – проворчал раввин и шагнул в темную подворотню. – А сейчас я тебя съем! – провыл он к каменным сводам – и сам обалдел от своего могущества. Этой фразы всегда боялись его внуки и правнуки.

– Ты хоть и старый дедушка, но глупый. – Мальчик бесстрашно шагнул за раввином. – Люди людей не едят.

– Чего ты увязался за мной?! Мать твоя, поди, с ума сходит!

– Не, у нее времени нет. Она теткам волосы из ног выдергивает!

– Что?! – опешил старик и на секунду остановился.

– А у дядь – с груди и спины. Пришел волосатый, а ушел без волос. Ты волосатый?

– Твоя мать работает в салоне красоты? – вспомнил старик и представил, как это – драть волосы с груди. Раввин был очень волосат. Воображенная картинка не понравилась, и он поморщился.

– Я говорил, – обрадовался мальчик и завертелся юлой от переизбытка энергии. – Я говорил, что ты фокусник!

– Ты раскусил меня. А теперь иди обратно!

– А я, как обратно, не помню!

– А название салона красоты?

– И это не помню. Что-то про крокодила или бегемота… Или это из книжки?..

– Вот еще напасть на мою голову!

Старик схватил мальчишку за руку и поволок за собой.

– Эй! Куда ты меня тащишь?! Только не говори, что на кудыкину гору! Мне мама всегда так говорит!

– Ну не на Синайскую уж точно! – И дернул мальчишку за руку. – Давай быстрее!

– Я могу бежать! А ты можешь?

Старик бегал только в молодости – от ребе Ицака к себе домой, чтобы скорее добраться до Торы… Мальчишка что-то трещал без умолку, а раввин думал, что с ним делать. Надо бы, конечно, в милицию отвести, но сколько времени пропадет. Он не успеет зажечь свечи, что почти равноценно потери места в раю, и поболтать с литовским коллегой – просто для душевной радости двух старых единомышленников. Приведу его в синагогу и там отдам службе безопасности, решил раввин и попытался ускорить шаг. По-прежнему болела костяшка на ноге.

– Мясо есть сегодня не буду! – проговорил он вслух. – Ох, как подагра его не любит!

– А я буду! – заявил приблудный ребенок. – И мясо, и рыбу!

– Ты пойдешь сейчас в тюрьму! – ответил раввин и сам пожалел, что так сказал. Неожиданно мальчишка приуныл и уже покорно следовал за стариком. Он устал и больше не дергался, пытаясь высвободить руку из старческой клешни. А у раввина кольнуло в сердце. То ад на секунду показался душе. – Не бойся, – попытался он приободрить мальчишку. – Я пошутил. Еще две минуты – и мы на месте. Тебя как зовут?

– Матвей.

– Хорошее еврейское имя! – улыбнулся старик. Они уже подошли к синагоге, и раввин прокомментировал: – А меня – рав Авдей. – Поднялись по ступеням, минуя автоматчиков. – А это синагога.

– Гога Магога! – машинально произнес в рифму Матвей.

– Откуда знаешь? – удивился рав Авдей.

– В церкви слышал… – Здесь мальчик обнаружил много мужчин в панамках и в таких же, как у старика, шляпах. Затем возле металлоискателя увидел корзину с одинаковыми шапочками. – Хочу!

– Тебе не надо!

– Тебе, значит, надо, а мне нет? – обиделся Матвей. Он еще никогда в жизни не находился так долго с незнакомыми людьми. И вокруг столько дядь в юбках поверх штанов. Он должен был заплакать – и заплакал… Если бы зарыдал еврейский ребенок, то рав Авдей и глазом бы не моргнул, но сейчас он перестал чувствовать себя наставником многих поколений и прижал мальчика к ногам.

– Скоро найдем твою маму! – Он надел на голову мальчику кипу и, что-то коротко сказав одному из охранников, улыбнулся и спросил: – Таки мясо и рыбу?

– Ага, – кивнул Матвей.

Старик провел мальчика вдоль молитвенного зала, где тот остановился и, поглядев на кланяющихся людей, стал тоже кланяться. И опять раввин сказал, что ему этого делать не надо.

– Чего не надо?

– Они молятся.

– И я молюсь! Господи, помиилууй! – пропел и перекрестился. – Мы всегда по воскресеньям ходим в церковь!

– Сегодня пятница!

Они вошли в ресторан, где молодые люди подготавливали столы к ужину. С кухни выглянул шеф-повар грузин Дато и поприветствовал рава Авдея.

– Ара, там что-то осталось еще с буфета? – спросил старик.

– Много чего, батоне!

– Неси мясо и рыбу сюда!

Через несколько минут проголодавшийся мальчик уплетал фаршированного карпа вприкуску с куриной ножкой.

– Не обманул! – икнул Матвей.

Раввин сидел напротив и улыбался. Ему казалось, что сегодня он сделал что-то значащее в жизни, хотя не понимал что.

Потом Матвея накормили сладостями и сводили в туалет. Мальчик попытался заплакать еще раз, но увидел маму. Ее лицо было опрокинутым, бледным и несчастным.

– Мама! – крикнул Матвей.

Она рванулась к сыну, подбежала и, обнимая, долго целовала его:

– У тебя все хорошо?.. Мама дома тебя накормит. Не пугай меня больше так!

Старик смотрел на мать и сына: можно было умилиться картинке воссоединения матери и дитяти, но он вдруг представил, как грудь его заливают горячим воском, а потом выдирают волосы.

– Это Авдей! – дернул мальчик старика за обшлаг сюртука. – Он дал мне рыбы и мяса. И нашел тебя.

– Спасибо вам! – улыбнулась мать. Но она была не здесь, а в сыне, которого взяла на руки и понесла прочь. Из-за ее плеча мальчик смотрел в глаза раввину, пока не закрылась дверь.

Когда Матвею исполнилось пятнадцать лет, на школьной перемене он разбил нос десятикласснику, который назвал его товарища Мотю Шлейфмана жидом.

2790cookie-checkМАЛЬЧИК И РАВВИН