Почему в романе речь пошла именно о наших 80-90-х, Дмитрий Липскеров рассказал обозревателю «Известий».
Прозаик, драматург, член Общественной палаты и ресторатор Дмитрий Липскеров выпустил новый роман «Демоны в раю» о перестроечных годах в России. Герои книги — начальник тюрьмы, два друга детства, познакомившиеся еще в песочнице, молодой гаишник богатырского сложения, три девицы-манекенщицы — каждый по-своему переживают переломные для страны времена. Почему в романе речь пошла именно о наших 80-90-х, Дмитрий Липскеров рассказал обозревателю «Известий».
вопрос: Что вы сами делали в те годы?
ответ: Тогда предлагалось выживать, погибать или становиться серостью. Это было действительно революционное время для духа, для становления мужчины. В 80-е только обозначились признаки того, что жизнь будет меняться. Я был еще совсем зеленым и не определил свой путь. Только в конце 80-х — начале 90-х мне стало понятно, чем я займусь в этой жизни.
1991-й считаю для себя позорным годом. Трое суток, простояв в августе у Белого дома, я был не мозгом, а куском мяса, совершенно не понимающим, кто, за что и для чего сражается. Молодой человек ведь всегда революционер — ему не важно, в какой революции принимать участие. А сегодня те события уже не кажутся мне революцией. Из-за них в нашей стране и произошло то, что мы имеем сейчас.
в: А что конкретно?
о: Большие трудности. То, что можно было осуществить в 90-х, мы начинаем делать лишь теперь — пытаемся успокоиться. Хотя не уверен, стоит ли нам успокаиваться во всех смыслах — экономическом, политическом. 90-е были временем чудовищного обмана и гражданских войн в России. Мне всегда хотелось об этом написать, пусть и очень сложно рассуждать о современности и недалеком прошлом. До какого-то момента я считал, что у меня ничего не получится, но решил, что все равно напишу — пусть даже для себя. Вспомню, что там у меня тогда было, у моих друзей. После этого романа если я что-то и буду еще писать, то совсем другое, не такое, как прежде.
в: А почему сложно повествовать о недалеком времени, вы же можете не по книгам и документам, а по собственным воспоминаниям и ощущениям восстановить события?
о: В этом и трудность. Каждый из нас по-своему помнит время, в котором жил. Некоторые, прочтя мой роман, вообще не поняли, о чем в нем речь. Многие до сих пор живут по-советски и с описываемым мною периодом имеют малого общего. Я пишу для тех, кто сразу в эту новую жизнь врубился. Причем я не считаю, что смог написать все так, как хотел.
в: То есть?
о: Мне хотелось, чтобы книга получилась не просто слепком тогдашней реальности, но и вышла на серьезный мировоззренческий уровень. Это удалось лишь частично.
в: Роман «Демоны в раю» густо населен персонажами, чьи сюжетные линии в конце сходятся. Зачем вам понадобилось столько героев?
о: Не знаю. Когда сажусь писать книжку, заранее не предполагаю, сколько в ней будет действующих лиц. Каждый герой — типаж, своего рода срез работоспособной части населения. Меня здесь интересовали метаморфозы, которые происходили с людьми в это время.
в: Вас часто упрекали в том, что ваши герои мрут как мухи. В этом романе почти все персонажи остаются в живых…
о: В моих предыдущих книжках герои погибали не потому, что мне сложно было с ними управиться. Я опять же никогда заранее не знаю, погибнет тот или иной персонаж или нет. Он сам делает, что хочет. В этом романе все герои — собирательные образы людей, которых я знаю. Но никаких прототипов искать не следует. Есть заимствованные кусочки разных биографий, которые нанизаны на сюжетную ниточку.
Я никогда не конструирую роман. Сажусь и пишу от первой строки до последней. Скорее, роман конструирует меня, и я волокусь за персонажами. Поэтому не могу, например, написать сначала финал книжки, затем начало, а потом середину.
в: Идею с описанием смутного времени в России вы вынашивали долго, а есть еще что-то, о чем вам также хотелось написать?
о: Наверное, нет. Я не уверен, что сейчас во мне есть та наполненность, которую хотелось бы реализовать в виде книги. Я стал человеком очень частного образа жизни, и мне кажется, что я мог бы попробовать сделать что-то другое, интересное лично мне.
в: А как же Общественная палата?
о: Ну, будучи в Общественной палате, я при этом не являюсь публичным человеком. Это не столь публичное заведение, как может показаться. Там можно заниматься проектами, о которых широкой аудитории неизвестно. В палате прошлого созыва я занимался проблемами экстремизма и ксенофобии. Сначала в публичной сфере, а потом понял, что надо действовать превентивно, как разведчик или шпион. Потому что чем больше проблема выносится в средства массовой информации, тем шире это явление становится. Работать лучше тихо.
в: Не допускаете, что напишете роман об опыте вашей работы в Общественной палате?
о: Думаю, вряд ли. Это не тема для серьезной литературы. Это же не педагогический коллектив в школе, где все всё друг про друга понимают. Это 126 человек, разделенных на комиссии. В некоторых комиссиях по 4 человека, которые видят друг друга 1-2 раза в месяц. Поэтому я не ощущаю Общественную палату как мощный единый орган, муравейник. Там все люди состоявшиеся, у всех есть свои дела.
Меня волнует другое — то, что у нас нет собственного производства, волнует происходящее на мировых рынках. Есть ощущение, что в России произойдет коллапс с недвижимостью и наступит экономический кризис, что нас ждут большие демографические проблемы. Рано или поздно мы столкнемся с тем, что вынуждены будем открыть шлюз и пускать иммигрантов, потому что нуждаемся в донорах — мы сами не справимся. Есть исследования, что только если среднестатистическая российская семья будет рожать по трое детей, мы справимся с демографической проблемой. Но вы же понимаете, такое встречается не часто. Но будем уповать на чудо и Господа, который не оставлял Россию даже в самые лихие времена!
Наши 80-90 это история, для горькая, для кого возрождение, для кого небытие.